Журнал `Юность`, 1973-2 - Журнал «Юность»

Расставляй фигуры, я тебе подошью. — Он потянул мундир из рук Сметанина.

Золотова вводило в азарт то обстоятельство, что каждый раз, играя со Сметаниным в шахматы, он проигрывал; Сметанин делал ходы, почти не задумываясь, небрежно двигал пешку или бросал по диагонали слона… И говорил-то он в конце игры уже не «мат», а «опять» и улыбался.

Прежде во взводе Золотов обыгрывал всех.

— У самого руки есть, — сказал Сметанин.

— Расставляй… расставляй… Смотри, как я сварганю.

Золотов достал из ящика своего стола жилку проводника, пассатижи, откусил ими нужную длину жилки; выставив крепкие белые зубы, зажал ими проволоку и вытащил её из жилки. Он взял из рук Сметанина мундир, оторвал подворотничок, обернул материал вокруг жилки и начал подшивать.

— Игла у тебя дрянь… Расставил?

— Какими играть будешь?

— Загадывай.

Сметанин заложил в кулаки белую и чёрную пешки.

— Изладил, — бросая на стол мундир, сказал Золотев. — Левую, — указал он на руку Сергея.

Сметанин разжал ладонь.

— Ба, опять чёрные… Судьба такая.

— Ты ему мундир отлично заделал, — сказал Градов. — Дай жилки, товарищ ефрейтор…

— Возьми в ящике. Да не всю хватай.

— Достанем ещё, товарищ ефрейтор…

— Играй белыми, мне все равно. — Сметанин повернул доску белыми фигурами к Золотову.

— Нашелся Ботвинник! — Золотое вернул доску в прежнее положение.

— Рядовой Сметанин, — приоткрыв дверь и не заходя в класс, сказал Иванов, — у вас как койка заправлена?

— Была нормально.

— Идите посмотрите и переделайте…

— Я не виноват, если на ней кто-то валялся…

— Не пререкайтесь, а выполняйте!

— Солодя, чего ты к нему цепляешься?.. Видишь, мы в шахматы наладились. Какие койки, когда через двадцать минут отбой? — Золотое сидел на стуле в расстёгнутой гимнастерке и рассматривал фигуры на доске. — Ходи, — бросил он Сметанину.

— Вас не спрашиваю, не встревайте, не разлагайте молодых солдат…

— Опять конем походил… Так… — Золотов двинул пешку и повернулся к Иванову. — Ты чего покраснел?.. Не лопни, смотри…

— Встать! — вдруг крикнул Иванов.

Золотов медленно встал и тяжёло посмотрел на сержанта.

— Объявляю вам два наряда вне очереди! — сказал Иванов.

— Замучаешься, друг мой… Скучный ты человек… — Золотое нарочито зевнул.

Сметанин быстро встал.

— Товарищ сержант, я сейчас все сделаю! — Боком мимо Иванова Сергей вышел из класса.

«Не хватало только, чтобы люди из-за меня ругались…»

Кровать была действительно слегка примята. Сметанин сдернул одеяло, простыни, разбил руками неровности матраца, натянул одну простыню, а вторую сложил так, что по краям образовались маленькие валики. Эту хитрость он подсмотрел у старослужащих в роте; теперь, когда он накрыл всё одеялом и туго заправил его под матрац, постель гляделась ровно, как кирпичик.

«И мы не лыком шиты…»

— Тозарищ сержант, ваше приказание выполнено! — подошел Сметанин к Иванову.

Сержант кивнул.

— Разрешите вопрос, товарищ сержант…

— Пожалуйста…

— Товарищ сержант, можно мне сегодня не ложиться спать?

— Это как понимать-думать?

— Жалко постель мять.

— Спать положено каждую ночь, — серьезно и убеждающе сказал Иванов. — А койки положено заправлять каждое утро… Жизнь и всякое дело состоят из мелочей… Сегодня койку не заправил, завтра… Ясно?

«Я пошутил», — хотел сказать Сметанин, но, взглянув на Иванова, который смотрел на него внимательно и грустно, сказал:

— Так точно, товарищ сержант, ясно!..

Утром в казарме, освещенной сквозь замерзшие окна холодным светом солнечного дня, рядовой Сметанин, стоя во второй шеренге строя связистов, услышал свою фамилию, слегка хлопнул левой рукой по плечу впереди стоящего и, когда тот, шагнув вперёд и вправо, пропустил его, сделал несколько шагов на середину перед строем, чётко развернулся лицом к товарищам, взял из рук старшего лейтенанта Углова текст присяги и начал читать слова, которые давно знал наизусть:

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик…

IV

1

По легкой лесенке надо было взбираться на дощатый трамплин на самой верхотуре парашютной вышки. Отсюда был виден весь город на береговом холме, заснеженный, с вымпелами дымов.

Ветер нещадно прохватывал сквозь бушлат; каждый, кто забирался сюда для тренировочного прыжка, хотел быстрее очутиться на земле.

Занятия по парашютнодесантной подготовке взвод связи проводил вместе с седьмой ротой. Один из солдат роты, надев подвесную систему, затоптался было на площадке. Те, кто стоял рядом с ним, начали подбадривать его; снизу засвистели.

Сметанину подумалось, что он не задержится с прыжком, хотя бы для того, чтобы не слышать свиста.

Уменьшенная сверху казарма, городская даль, паровозное депо в клубах дыма и пара занимали внимание Сергея, пока он дожидался своей очереди на помосте, пока пристегивал лямки подвесной системы. Проверяющий осмотрел крепление, кивнул:

— Пошёл…

Сергей мысленно быстро сосчитал до трех; не давая себе расслабиться, шагнул вниз…

— Ноги! Ноги! — услышал он крик и вспомнил, что при приземлении ноги надо сдвигать вместе и поднимать под углом к земле… Но было поздно…

— Как же ты приземляешься, — строго сказал старший лейтенант Углов. — И выпрыгиваешь безобразно. Вот-вот. — Углов показал вверх на солдата, у которого ноги при прыжке дернулись, как у игрушечного клоуна на веревочках. — На первый раз тебе двойка… Давай на «бис»…

— Товарищ старший лейтенант, разрешите я с ним, — сказал Ананьев.

— Ну-ну, помоги товарищу…

— Да у меня у самого плохо получается…

— Ананьич у нас сознательный… Только в Чебоксарах такие, — засмеялся Панкратов.

— Да иди ты к черту, хочу и прыгаю… Пошли… — Ананьев потянул Сметанина за рукав.

Сергей ещё раз полез на вышку вместе с Ананьевым, уже не разглядывая город, а репетируя прыжок в уме…

Через два дня должны были начаться прыжки с аэростата. Ждали, когда утихнет ветер…

2

Наконец погода установилась. Полк на лыжах двинулся к аэродрому.

Взвод связи обошли уже три роты, вышедшие из расположения части позже. Движение связистов тормозил Магомедов.

Расул стыдился своего неумения ходить на лыжах. Он страстно желал бегать на них так же легко, как другие; но то, что на первый взгляд казалось простым — одновременные совмещенные и беспрерывные движения рук и ног, — не давалось ему.

Ещё тогда, когда лыжи только получили и надо было оборудовать их — поставить мягкие крепления, просмолить, раскатав тугим пламенем паяльной лампы смолу на подошвах лыж, подогнать палки, то есть сделать вкусную в своей простоте и смолистых запахах работу, — Расул, сидя один в отсеке холодного коридора перед умывальней, где стояли ящики для чистки сапог, смотрел с ненавистью на лежащие перед ним дощечки с загнутыми носами, на бамбуковые палки с кольцами…

Лыжня первого кросса на десять километров была проложена огромным эллипсом по бесконечному полю. Расул, не скользя, а поднимая, как при ходьбе, обутые лыжами ноги, плелся далеко сзади.

Его обгоняли и обгоняли солдаты; он чувствовал себя несчастным.

Окружающая его равнина вызывала никогда прежде не испытанное им чувство тоски; едва он поднимал голову от лыжни, оглядываясь окрест, его взгляд скользил по заснеженной плоскости, не задерживаясь ни на чем до самого горизонта; в памяти возникали то корявые, то сглаженные лесами хребты, за которые можно было заглянуть только в воображении.

— Мы на команду «отставить» нарвемся, — сказал в спину Углову шедший позади него Золотов.

Углов утром подобрал удачно мазь, и теперь ему казалось, что лыжи несут его сами.

«Какое сегодня скольжение! Жалко, что надо идти медленно, сейчас бы рвануть… И что это Андрей ворчит, как старик… Прыжки кончатся часа в три… Обедать буду дома… Раньше говорил Нине:

«Не готовь, не готовь дома», — все в столовых, а теперь — только дома… Старею! И то — двадцать восемь… Уже двадцать восемь, и все взводный; лыжи, автоматы, противогазы… Радиоинженер называется… Ну-ну, не нюниться… В следующем году — в академию…»

— Обеда нам сегодня не видать, — сказал Золотов.

Углов обернулся:

— Ефрейтор Золотов, вместо того чтобы ворчать, возьмите одного человека и помогите Магомедову…

— Есть помочь! — отрубил Золотов.

Углов улыбнулся.

— Сметанин! Со мной! — крикнул Золотов, останавливаясь и пропуская товарищей.

Взвод прибавил ход; скоро за пушистым поворотом лесной дороги утих шум движения.